To translate the text to the English, German or French languages, press the button located in the bottom part

"Это должна быть такая любовь, которая была у моих родителей"

Про Ирину Вирганскую ничего не надо объяснять. Достаточно просто взглянуть на ее фотографию, чтобы возник мгновенный эффект узнавания: ну конечно – Раиса Максимовна Горбачева, только в молодости. Так уж получилось, что для Ирины, которой в жизни выпали все обычные женские роли – и жены, и матери, - роль дочери стала главной. Дочери самой знаменитой семейной пары Советского Союза. Она и сегодня всегда рядом с отцом – вице-президент созданного им «Горбачев–Фонда». Правда, никакая, даже самая высокая должность еще не гарантирует простого человеческого счастья. О том, что значит быть счастливой, и о своих рецептах счастья Ирина Вирганская рассказала Светлане Сметаниной.

'Ой, гляди - три одинаковые!'

- Ирина, вы больше папина или мамина дочка?
- Общая. Это я точно знаю по своему внутреннему ощущению и внешнему виду.

- Вы единственный ребенок в семье. Считается, что таким детям трудно потом в жизни - слишком они избалованны, заласканны. Вы согласны с этим?
- Да ну, это ерунда. Я не согласна. Штампов в жизни вообще нет. Кто что считает и даже что считает статистика – это все ерунда. Жизнь проявляется в конкретных вещах. У кого-то бывает десять детей - и все страшно неудачные, а у кого-то один - и все нормально.

- Родители предъявляли к вам высокие требования? Говорили, что вот это вы должны делать, а это - нет?
- Вы знаете, это как-то вырастало внутри. Я всегда знала, что мне надо соответствовать. Потому что с моего мало-мальски осознанного возраста мой отец всегда находился на руководящей партийной работе.

- Это не мешало вам общаться со сверстниками?
- Нет, не мешало.

- А учителя как к вам относились: больше прощали или больше требовали?
- По-разному. Кто-то прощал, кто-то требовал. Хотя училась я очень хорошо, без всяких надрывов. Я не помню таких моментов, которые бы как-то сильно на меня повлияли или травмировали. У меня были и конфликты со сверстниками, но они не были связаны с моим положением, они были такие, как должны быть, - обычные выяснения отношений в подростковом возрасте. Все было, я и дралась во дворе, и ничего страшного.

- Дрались? Глядя на вас, этого не скажешь...
- Но все-таки это в 7 лет было, а сейчас мне 47. За эти годы мудрости все-таки прибавилось.

- Вы так легко говорите о своем возрасте. Обычно красивые женщины стараются все эти цифры лишний раз не произносить.
- А куда я детей своих дену? А старшая дочь, которая вышла замуж, я должна от нее отказаться? Ребенок у меня замечательный, я этого просто не могу сделать.

- Вы не задумываетесь о возрасте и о времени, которое проходит?
- Нет, почему. Иногда я думаю: ах, Боже мой, как хотелось бы чего-то еще, ах, вот как-то с утра не так выглядишь. Но это жизнь, что с ней сделаешь...

- К тому же ваша мама и в пожилом возрасте очень хорошо выглядела.
- Это меня согревает, я надеюсь, что еще продержусь много лет, в силу генетики.

- Когда вам говорят, что вы похожи на маму, для вас это комплимент?
- Мне уже столько раз это сказали, что это приобрело характер традиции. Я помню случай, мне было лет 6 или побольше - может, 10, приехала к нам в гости мамина сестра Людмила Максимовна, и мы пошли втроем на рынок. Мы подошли к какому-то продавцу, уж и не помню зачем, а он и говорит: ой, гляди - три одинаковые. А они действительно - мама и ее сестра – очень похожи. Ну и я тоже. Вот так и повелось.

'Ее сшитые кофточки, пиджачки... это слезы'

- Большинство людей помнят Раису Максимовну, когда она уже стала первой леди. А какой она была в Ставрополе? Чем-то выделялась среди других женщин?
- По-моему, да. Возможности одеваться в том же Ставрополе были нулевые. Это же не Москва. Сейчас, когда вспоминаешь, это так смешно, при нынешних возможностях любой человек может прекрасно одеваться, лишь бы деньги были. Но мама всегда умудрялась что-то придумывать.

- Она сама шила?
- Нет, она не шила. У нее была приятельница, мы с ней долго жили в одном доме, и она ей шила все - начиная от пальто и заканчивая домашними халатами.

- Раиса Максимовна ощущала себя красивой женщиной?
- Да. Она, конечно, этого не говорила. Но это чувствовалось. И по отношению окружающих, мужчин в том числе.

- А Михаил Сергеевич как реагировал на это?
- Очень радостно. Он обожал, когда ей говорили комплименты, да и сейчас ему приятно, когда говорят мне и девочкам.

- Когда вы подросли, мама на ваш вкус как-то влияла?
- С некоего возраста мы все делали вместе с ней и постоянно обсуждали все, что она шила или я. Я, правда, меньше, мне меньше надо было.

- Вы любите красиво одеваться?
- Это я для фотографий, а так я могу прийти даже на работу в джинсах и какой-нибудь розовой кофточке, снятой с моей дочки Насти. Я предпочитаю быть в одежде такой, какая я есть, вот это для меня важно. Чтобы не я для одежды, а одежда для меня. Имена для меня вообще ничего не значат, абсолютно. И я убедилась, что я правильно делаю. Потому что с этими звучными именами я выгляжу как-то по-дурацки. Конечно, надо было померить, попробовать. Но, честно говоря, ни одной вещи я не приобрела. Это не мое. Это не я.

- А ваша мама носила что-то от известных дизайнеров?
- В ее время купить такие вещи в России практически было нельзя, а в поездках она была лишена возможности заниматься покупками - это был бы нонсенс. В основном она носила то, что шили.

- Как вы думаете, почему Раиса Максимовна решилась на ломку стереотипных представлений о том, какой должна быть супруга генерального секретаря партии?
- Это не Раиса Максимовна решилась. Это было то, что проистекало из отношений между ними - между мужем и женой. Были такие отношения, которые не пересматривались независимо ни от какой конъюнктуры. И все.

- Она, наверное, испытывала давление со стороны окружения, «товарищей по партии»?
- Кто-то что-то там бубнил, все как обычно. Но они - и он и она - поступали всегда так, как считали нужным... Конечно, это все-таки внутреннее мужество - не соглашаться с тем, что у кого-то из окружающих другое мнение, вот и все. Тогда время такое было - очень бурное, часто с неадекватной реакцией людей. Сейчас, если спокойно посмотреть на ее вещи, они же очень простые, на ней никогда не было ничего эдакого. Сшитые кофточки, пиджачки... это слезы.

- Вы храните их?
- Да. Ну не все, самые любимые. Если их показать публике на вешалке, то все это так просто...

- Говорили о негласном соперничестве между Раисой Максимовной и Нэнси Рейган по нарядам. Это было?
- Это все чушь. Просто между ними не так просто складывались отношения, как и между президентами. С каждой стороны стояли эпоха, страна и стереотип восприятия. Мой папа рассказал об удивительном случае. Когда они встретились впервые в Женеве, переговорили, закончилась встреча, разошлись. И у папы спрашивают, каково его впечатление о Рейгане. Он говорит: «Господи, динозавр». Потом папе рассказывают, что у Рейгана спрашивают о его впечатлении о Горбачеве, а его впечатление: «Твердолобый коммунист». Вот это то, с чего они начинали. В этих отношениях очень мало было личного, эти люди олицетворяли государства. Я думаю, что соперничество было надуманным, это невозможно было.

- А как складывались отношения с Маргарет Тэтчер?
- Они были в очень хороших отношениях. У нас до сих пор хранятся все ее поздравления с Новым годом или с Рождеством – очень теплые, от руки написанные. Она изумительная женщина и в обычной жизни просто очаровательный человек.

'Я уже не девочка, которой белое платье нужно для счастья'

- Когда вы выросли и стали встречаться с мальчиками, мама как-то влияла на то, с кем встречаться?
- Нет, она не вмешивалась. Понимаете, у нас семья всегда была семьей. Все обсуждалось нормально, мы часто спорили, выясняли что-то...У нас семья, в которой полностью отсутствует система воспитания. Меня постоянно спрашивают, как я дочерей воспитываю. Я объясняю, что никак. Дело в том, что я не верю ни в одну педагогическую систему. Я верю в жизнь и в то, как ты сам живешь. Можно отработать какую угодно систему, можно отработать столько нормативов, можно столько раз говорить, как надо. Но гораздо сложнее жить в этой жизни так, как ты хотел бы, чтобы жили твои дети. И вот так же было у нас дома. Правила не прописывались. Мы могли обсуждать что угодно: кино, книги, там могли быть столкновения взглядов, но по жизни ничего не прописывалось.

- Когда девушка растет в семье, где родители очень любят друг друга, ей непросто потом выбрать мужа?
- Это правда. Мне пришлось с этим столкнуться. Потому что семейная планка оказалась завышенной, а я ее воспринимала как норму. Потому что когда ты растешь, в таких отношениях - любви, дружбы, доверия, - тебе кажется, что это норма, что вот так оно в жизни у всех и бывает. А потом ты выходишь замуж, причем выходишь по любви, и все оказывается совсем по-другому. Оказывается, что это вовсе не норма и совсем не у всех так бывает.

- Поэтому вы не спешите второй раз выйти замуж?
- Это в мои-то годы! Это просто смешно. Поклонники есть, и всю жизнь были, дело не в этом. Надо понимать, что я уже не девочка, которой белое платье нужно для счастья. Дело в другом. Нужен такой мужчина, который согласился бы на такую женщину, как я, у него же должно быть море мужества. Такая женщина, как я, - абсолютно самостоятельная и самодостаточная, имеющая по каждому поводу собственное мнение, которое она никак не может при себе оставить, за редчайшим исключением... это надо понять, это как же мужчина должен любить! Это то чувство, которое мне уже, наверное, в жизни не встретить. Вот опять возвращаясь к моим родителям... Вы поймите, что только очень сильный мужчина может «терпеть» такую женщину рядом - умную, самостоятельную, красивую... И мне такого мужества человек не встретился. Ну что сделаешь...

- Вы спокойно к этому относитесь?
- Да. Сейчас я отношусь философски. Честно говоря, когда я разошлась, я пережила трагедию, это была сложная ситуация, я не люблю к ней возвращаться и никогда ее не обсуждаю. Я пережила трагедию, но так получилось, что последние годы в принципе были очень тяжелыми. Папа был уже в отставке, мама болела, потом умерла, все наложилось одно на другое. Мне пришлось очень многое взять на себя, и было не до решения личных вопросов. Хотя, с другой стороны, 10 лет назад я бы их, может быть, и решила. Но мне было не до того. Теперь я человек более свободный, хотя много работаю, сейчас я бы нашла время, но я сама уже такова - нужно, чтобы мужчина был громадного мужества и огромной любви. Это должна быть такая любовь, которая была у моих родителей.

- А вы сами могли бы влюбиться с первого взгляда и признаться мужчине, что он вам нравится?
- Я очень эмоциональная, я влюбляюсь. Правда, первый шаг делать не приходилось. У меня всегда это по взаимности происходит. Я как-то не попадала в ситуацию, когда никто ни о чем не догадывается.

'Двери открываются не деньгами'

- Я читала, что ваши дочери называют вас по имени – Ирчик. Вы свою маму Райчиком не называли?
- Нет, конечно. Это другое поколение. Это как-то само собой сложилось. Мы с ними очень дружим. Это мои самые близкие друзья, мои подруги сокровенные.

- Я как-то видела вашу фотографию на фоне «Харлея». Вы этим увлекаетесь?
- Нет, Боже сохрани. У меня друг, с которым мы и сейчас дружим, он увлекается этим. А мы ездили просто так, на вечеринку, там было очень весело, я это люблю.

- Светскую жизнь?
- Нет, светскую жизнь я не люблю.

- Но вам же приходится этим заниматься...
- Приходится. Вот поэтому и не люблю. В России я мало этим занимаюсь, и не потому, что меня не приглашают. Просто часто вижу бессмысленность того, что сейчас принято называть тусовками. Там вращаются одни и те же люди, идут одни и те же разговоры. А у меня много работы, я приезжаю из командировок, мне нужно решать массу вопросов, я иногда не успеваю элементарно пойти подстричься и покрасить волосы.

Правда, я делаю исключения для близких людей. Например, я достаточно близко знакома с владельцем фирмы Tod"s - мы познакомились в Италии по совершенно другим делам: гуманитарным проектам. Он открывал здесь бутик, позвал меня, и я поехала, потому что я не могла отказать. Журнал Vogue позвал меня на благотворительное мероприятие. Я сходила, потому что хорошо знаю редактора - Алену Долецкую. Я уважаю женщин, которые сами всего добились, уважаю то, что они сделали, и я всегда преклоняюсь перед ними.

- Вас с Михаилом Сергеевичем принимают на самом высоком уровне на Западе. В то же время никому из самых богатых людей России пока не удалось открыть двери в высшее общество. Как вы думаете, почему?
- Потому, что двери открываются не деньгами. Можно, наверное, и миллиардами открывать, но все не так просто. А то, что к нему отношение особое, это я подтверждаю. Иногда бывают такие случаи, которые я себе не могла представить. В 2000 году мы оказались в Иордании по вопросам одного гуманитарного проекта. И там жили во дворце короля Абдуллы. У нас было полдня свободных, он дал нам вертолет, и на нем мы полетели в Петру - город в скалах. Это нубийская цивилизация, которая была 6 или 8 тысяч лет назад, одна из самых древних в мире. Чтобы туда проникнуть, нужно было пройти восточный базар. И вот там, на базаре, сидит какой-то дервиш в грязи и продает железяки туристам. Я, конечно, пошла к этому дервишу посмотреть, потому что мы редко бываем в таких странах. Папа за мной туда же – посмотреть, где я там копаюсь. Грязь неимоверная, этого деда видеть надо - ему лет 100, наверное. И вот мы там копаемся, а иорданец из охраны короля, который был с нами, говорит старику: «Отец, ты видишь, кто перед тобой?» Он поднял голову, посмотрел и спокойно так отвечает: «Конечно, вижу. Горбачев». Это меня поразило. Когда в жизни бывают такие встречи, то понимаешь, что этот человек - мой отец - делал историю. Все состоялось так, как могло состояться, потому что есть конкретное время, есть конкретные люди, есть исторический контекст. Да, было не без ошибок, но это было время великих деяний.

- Если бы вы захотели жить на Западе, вам наверняка обеспечили бы там прекрасные условия. Вы не думали об этом?
- Не знаю, я не интересовалась. Девочкам я своим предлагала учиться на Западе. Это действительно не проблема - решить такой вопрос. Но они не захотели. Это их право. Хотя младшая сейчас говорит, что, видимо, после окончания факультета журналистики поедет в Германию на MBA. Может, и поедет, если не передумает. Конечно, жизнь на Западе во многом приятнее, чем у нас. Но у нас здесь фонд, у нас здесь могилы близких. Дальше не знаю, как жизнь повернется. Мы много ездим - приблизительно 7 месяцев здесь, а 5 месяцев в разъездах. Хотя во многих странах мира нам рассказывают байки, что у нас там дома. Мы все пытаемся подобраться хотя бы к одному из них и посмотреть.

- Но вы же могли себе это позволить?
- Могли бы. Но пока этим не занимались, у нас времени нет. Может быть, когда-нибудь и займемся.

'Нет такой природы, чтобы не полнела, если ее хорошо кормить'

- А когда вы отдыхаете, куда ездите?
- Когда жива была мама, я ездила с девочками, а мама с папой, чтобы всем было комфортно. Сейчас мы ездим всей большой семьей, семья увеличивается. Дочки, муж дочки...И поскольку интересы у всех разные, их надо как-то сочетать. Но обязательно - это море и вода.

- Вы как-то форму поддерживаете? Какие-то диеты или еще что-то?
- Диет нет, но жизнь изменчива, возможно, что-то и будет. А спорт... иногда безобразничаю – вот три месяца ничем не занималась. А так, я бегаю по утрам.
У нас, конечно, особо не побегаешь, а если я в командировке, то всегда нахожу где побегать, на отдыхе мы вместе с папой каждое утро бегаем. Еще я стараюсь ходить в спортклуб, очень стараюсь, но плохо получается.

- Вы, наверное, от природы не полнеете?
- Нет такой природы, чтобы не полнела, если ее хорошо кормить.

- А ваша мама как поддерживала форму? Она делала какие-нибудь упражнения?
- Конечно. Во-первых, она очень много ходила пешком. Это домашнее ноу-хау, и она никогда не подвергала это никаким изменениям. Еще она ограничивала себя в излишествах. То, что не надо есть, то и не ела.

- Вы сказали, что вам нравятся женщины, которые сами чего-то добились в жизни, состоялись. А как вы считаете, в чем же состоит женское счастье - в семье, в карьере?
- Я категорический противник понятия женского или мужского счастья, есть человеческое счастье. Для кого-то это карьера, для кого-то пятнадцать детей, для кого-то служить мужу или родителям. Я ужасно не люблю штампов, просто ненавижу. Прелесть жизни – в отсутствии штампов. Каждый имеет право на свое личное представление о счастье. Я могу проснуться рано утром и быть счастливой оттого, что я у себя дома в своей кровати. И этого иногда бывает достаточно, а бывает и нет.

- Какие-то материальные вещи делают вас счастливой?
- Конечно, почему нет, это чисто женское. Сам шоппинг как цель - нет. Но бывает так, что я устану, мне ничего не хочется, я могу заехать и чего-то купить. Но есть женщины, которые действительно от этого испытывают удовольствие. Я лишена такого счастья.

- А что тогда доставляет удовольствие?
- Многое. Хорошая погода, побегать, поплавать, поболтать с детьми, что-то почитать, встретиться с друзьями. Много нормальных обычных вещей.

'Предательство – это смертельная рана'

- Возвращаясь к драматическим моментам в вашей жизни, к тем людям, которые тогда вас предали, вы сохраняете обиду на них?
- Я все помню, конечно. Сказать, что я храню какую-то обиду и лелею пламя мести – нет. Спустя годы многие из этих людей пытались вернуться, но для меня это невозможно. Уходя – уходи, и все. Я не хочу еще раз попасть в ту же ситуацию. Потому что жизнь очень изменчива. Никогда не знаешь, что будет завтра. Однажды американские журналисты - они снимают фильм о нашей семье - спросили меня: 'Что для вас предательство, как бы вы это охарактеризовали?' Я ответила: как смертельную рану. Почти смертельную. Если после этого удается подняться и выжить, надо благодарить судьбу. И я благодарна, что жива. Оно разные формы имело, это предательство, не всегда оно было чем-то убийственным. Но все равно я не хочу возвращать этих людей в свою жизнь. Зачем? Ради чего?

- А как же говорят – надо простить?
- Я их простила. Если ты не прощаешь, значит, ты лелеешь какие-то планы - как отомстить, как обидеть. А для меня их просто нет - и все. Были в моей жизни, но ушли. Но они прощены. Я же от них ничего не требую сейчас.

- Какой-нибудь философией, например восточной, вам не приходилось увлекаться?
- Я такая прагматичная девушка... И сказать, что я чем-то увлекалась настолько, чтобы подчинить свои мысли и душу... пожалуй, нет.

- Иногда же хочется найти ответ – почему это со мной происходит, за что?
- Да, это все правильно. Но поиски, за что, абсолютно бессмысленны, это я поняла в результате своих личных поисков. Каждому дарована судьба и своя жизненная дорога. У меня необычная судьба, не та, которая выпадает многим. Она имеет свои плюсы и минусы. Но я часто думаю о том, что есть очень страшные судьбы. Например, недавно в Гамбурге было мероприятие, там вручали премию актеру Кристоферу Риву – он играл Бэтмена, а сейчас парализован. И он прилетел - на коляске, весь в трубочках, совершенно неподвижный, жив один мозг. И этот человек создает фонды, поддерживает массу таких же калек, и он получил премию именно за благотворительную деятельность. Когда я вижу такое, я думаю: боже мой, какое же мужество жить есть у людей. Мы часто жалуемся, что несчастны, что все не так...

- Чтобы пожалели?
- Нужно жалеть, это хорошо, в подушку нужно поплакать, родным как-то пожаловаться, что вот так все плохо, это все можно, но главное - нельзя забывать о самой жизни. Люди даже в самой тяжелой ситуации могут найти чему радоваться.

- Вы верите в судьбу?
- Я верю в жизнь, а не в судьбу, это немножко иное. На самом деле каждый человек ежесекундно совершает свой выбор. Как можно верить в судьбу, если мы каждый раз принимаем решение – поеду я сегодня направо или налево, чтобы доехать куда-то из дома... Каждый раз мы сами принимаем какие-то мелкие, незаметные решения, а они могут вдруг определить твою жизнь.

- Вы жалеете о чем-то, чего не надо было делать?
- Да. Я вообще человек эмоциональный, могу правду-матку в лицо сказать.

- Люди обижаются, наверное?
- Обижаются. Но я редко обижаю незаслуженно. Это справедливый гнев, может быть, не всегда выраженный в той форме, в какой это положено делать. Но если я знаю, что не права, то я могу совершенно спокойно извиниться. Я могу извиняться перед своими дочерьми, и не раз. Мне проще извиниться, чем потом с этим жить. Я считаю, что чем люди искреннее в своих отношениях, тем меньше проблем. Масса проблем порождается неискренностью, двойственным отношением, ложью.

- Когда вы пришли к такому понимаю жизни?
- Я, пожалуй, почувствовала себя состоявшейся личностью где-то лет в 40.
Может быть, у меня запоздалое развитие, я не знаю, но до сорока идет какое-то осмысление. Тем более что этот период для меня был очень тяжелым. Может быть, потому, что было много испытаний, я не находила точку опоры. А вот к сорока годам нашла. А уж к сорока пяти вообще все прекрасно стало.

- Вы бы хотели повторения маминой судьбы?
- О, если бы у меня оказался такой муж, который не просто президент страны, а человек, готовый на себя принять то, что сейчас нужно для России - то решение и ту судьбу, опять же очень непростую, - я бы не отказалась, наверное.

Ставропольские женщины
проголосуй за самую красивую

Телефоны агропредприятий Ставрополья

Книгу можно купить, телефон (8652) 94-14-56