Ты лети с дороги, птица,

Зверь, с дороги уходи!

Видишь, наш Андрюша мчится,

Грязь взметая на пути?

И с налета, с поворота

На сто одиннадцатый бас*

Заскочил Андрюша прытко –

Шел утра десятый час.

Эх, автобус-разавтобус,

Ты неси его скорей!

Он поедет, он помчится

До журфаковских дверей.

Из Анадыря с Чукотки

Он летел, мечту тая.

С балычком, с кетой, с икоркой

Пил он водку втихаря.

Несся он неудержимо

С пачкой “красненьких”** в руке,

А еще таких же много

Было спрятано в носке.

Эх, ботиночки Совмина,***

Эх, костюмчик а-ля понт!

Не стареют диски Пресли,****

“Город Свердловск оказался донельзя модным. Мужчины ходят в полосатых – пижамных – брюках, дамы густо красятся и смеются по-лошачьи. Очень много котов, собак и прочей живности. Тов. Манюхин, 1-ый секретарь горкома КП(СС), сказал на встрече с избирателями: “Товарищи! Сегодня мы выбрасываем на прилавки 76 тонн колбас. Я должен вам сказать ответственно: для населения миллионного города этого достаточно!” Мы посчитали – получается 76 гр. на человека. Интересуюсь: что кушает тов.Манюхин? По его бакенбардам не видно, что впроголодь живет – ох, не видно…

Здания в Свердловске красют в серые тона, чтобы не коптились, одно светлое пятно – телестудия: дом с колоннами, в псевдоклассическом стиле. У нас тут работают люди со всякими смешными фамилиями – например, Скопец. Или Тестоедов. Я их все в отдельную тетрадочку записываю, чтобы тебе за завтраком показать”.

“Недавно читала Милютенке свои материалы, она сказала, что это маразм. А что делать, если в информации без этого нельзя? Когда я попыталась вставить пару “красявостей” в свои материалы, у меня их моментом выкинули. И правильно сделали.

Милютена тебе не пишет по причине крупной занятости. Ей тут один мужик из УрГУ предложил на полном серьезе руку, сердце и стипендию, и она теперь испытывает большие муки, так как “балансирует на грани девственности”. Мои же дела на любовном фронте можно озаглавить единообразно: “Высокая нравственность. Советский образ жизни”. На многочисленные предложения, начиная от “по пиву” и кончая двухдневным отдыхом, я отвечаю отказом”.

“Много работаем. Каждый день снимаем. Некуда деваться от сельхозтематики. Заедает. Я все время путаюсь в кормоединицах, фуражных коровах и сенаже.

Начинаю контактировать с работниками торговли. Снимала на днях конкурс продавцов. На прилавке появилась колбаса. Но мы ее не снимали. Как-то неловко было. Что мы, колбасы не видели? Но выдавали голодные глаза. В конце концов мне выдали цельный батон варено-копченой колбасы. Я была очень горда. У нас на студии считается дурным тоном приезжать со съемок без добычи.

Вчера Светка (Резвушкина) философски заметила: “Все-таки КАК человек ко всему привыкает!” Дело было в прачечной, где мы стирали белье в ржавых тазах и мыли головы под краном. А душ у нас не будет работать до 1 августа. Но будет меньше микробов – ведь микроб от грязи дохнет, - помнишь?

Елена Милютенко

Через дебри недоверья

Эта тяга – зверя к зверю,

Через пропасти разлуки –

Наши сцепленные руки.

В летнем небе беспечально

Разминулись наши стаи,

Нереальность и реальность

Вновь меняются местами.

В честных, смелых обещаньях –

Ограниченность оков,

Если близится слиянье

Я все пойму:

В чем гений ты, в чем бездарь,

Где залежи,

А где пустые бездны,

Пусть хвост увяз – высоко голова,

Странны поступки – хороши слова.

Я все пойму:

Что честно и что лживо,

Что умерло в тебе и то, что живо,

Где плачет, где юродствует душа.

И только раз глухую встречу стену,

Мне не понять: я для тебя бесценна

Так это принято у нас:

Взять торт, вино и завалиться,

Чтобы увидеть эти лица,

Петь до утра, придя на час.

Вот так у нас заведено:

Бежать в музей, лететь в кино,

Читать стихи, свои, чужие,

Просить, чтобы не обложили…

И радости, и передряги,

И все любовные напряги

У нас становятся известны,

Так что скрывать их бесполезно.

Пускай влеченье – род недуга,

Но после первой из “картошек”

Мы (где-то, как-то) жить не можем

Нас ровно девять – девять муз,

Таких сравнений не боюсь.

Наш самый главный Аполлон

Был с этой должности смещен.

Кто Талия из нас, кто Клио,

Не разобрали мы еще.

Когда стихи читаем хором,

Танцуем или же поем,

То мы друг в друге узнаем

Эрато, видим Терпсихор.

Как далеко наш Геликон,

Как далеко Парнас,

Но ведь гитара не слабее лиры,

Есть рядом “Космос”,

А через дорогу – “Марс”,

И время есть для дружеского пира.

Наталия Спиридонова

Друзья меня покинули,

Покинули друзья.

И вроде бы невинная

Стою виновна я.

Полны столы буфетные

И пола кафель прост.

Подносы безответные,

И тётя Мира в рост.

Глупы ром-бабы черствые,

Интеллигент рулет,

Круги с орехом чопорны,

Рогалику – привет!

Обижена, подстрижена,

Свой унесу поднос…

Татьяна Визбор

Разговоры идут, карты с неба летят:

Мы гадаем на них, ведь они нам простят.

Все простят, все поймут, - никаких вам забот.

А на шее хомут (он ведь так им идет!).

Кони стадом бегут, я бросаю лассо –

Поступаю, как Брут (без особых красот).

Обуздать захочу, - мало в этом добра…

Ты молчишь, я молчу, и потушена бра…

Мерклый свет за окном, мне пора уходить…

Золотистым вином жажду не утолить.

Как тебя назовут?.. Как тебя окрестят?..

“Я – Прибе” (Н.Спиридонова)

Я гибну осенью,

Листвою опадаю,

Землею стыну,

Ветром разношусь.

Подобно осени,

Я никогда не знаю,

Воскресну ли весною, возрожусь.

“Приба – мне”

Чередованье лет свои законы знает

За летом осень следует и за зимой – весна

И осень, умирая, точно знает

Светлана Резвушкина

Мы пришли в Бородино – рожи скучные.

И попили мы вино – но без радости.

Потому что – где же вы, деньки наши лучшие?

Где же мыши наши – вы, прошлогодние?

Даже грязь, и ту убрали – подлы сволочи!

Телогрейки износили – второкурсники!!!

Вот сидим и курим мы – пьем мы горькую.

Мы там немножечко пройдем – подышим воздухом!

Не потревожим никого – мы будем ласковы!

И воздуха того вдохнем – хотя б немножечко…

И неба… Больше ничего – какое ж горе в том?

Мы можем память не везти – она не надобна!

С кого же требовать вернуть нам наше прошлое?!?

Искать того и не найти – ужасно страшно нам!

Ужасно страшно не найти… Искать – не пошло ли?

Давай не трусить, не рыдать – мы будем гордые!

Мы возвращаемся домой – там все оставлено…

Мы возвращаемся в Себя – а мы же не мертвые!

Мы будем жить и будем петь – все песни новые!

Елена Милютенко

В тумбочках рыщут

Голодные мыши,

Песен не слышат.

В кучу не свалены грязные ватники,

В комнате нашей свежо, не надымленно.

Много “не”…? Вот именно.

Татьяна Визбор

Когда бы мне вчера сказали,

Что указующим перстом

Нас на сражение послали

На поле под Бородином,

Мои глаза бы стали с блюдце:

“Да что вы, боже упаси!

Там вновь надежды разобьются

(как все не вечно на Руси!)

И не хочу страдать я больше

И никакой такой любви

Не надо мне, зачем же дольше?

И не поеду – не зови!”

Все, решено: мои не пляшут,

Да это ясно и коню.

Пускай теперь другие пашут…

Ой, что за лажу я гоню?!

Содрогаясь, верили.

Нет, не нужно – пусть его,

А в душе лелеяли.

Ну, свершилось, господи,

Славен будь, Создатель.

Или, может, проще бы,

или обязательно?

Испугались – вздрогнули,

Темнота иль свет?

Кто сказал, что прошлого

Не отыщешь след…

Или жизни заряд, или сердца яд,

Что за роки Б*** таят?

Веселые, оживленные,

Способные, удивленные,

Любимые, окрыленные,

Пожизненно приговоренные к памяти Бородино.

Татьяна Визбор

Я гляжу в его окно.

Едет он в Бородино?

Может, на день иль на два?

Это все слова, слова…

Дождик в поле капает.

Не пойду я на поле.

Елена Милютенко

Не возвращайтесь в милые места,

Вы прежней прелести там не найдете,

Былых волнений не переживете,

Там тихо плачут грусть и пустота,

Там тонкий клен пылает новой страстью,

Вороны разучили новый хор.

Бородино еще над нами властвует.

А будет ли?

Я не хочу царицу бала

Увидеть в грязном неглиже.

Труба нам сборы заиграла.

“А с Жалыбина Петра

скульптор Злободневцев

ваяет с ночи до утра

катафалк для немцев”.

“Мой принцип: ни дня – ни строчки”.

А случаев, значит, не было?

Когда я вижу вашу грудь, я замираю, как гаубица перед выстрелом по Берлину.

Со многими девушками на нашем факультете я встречался не только на лекциях. Я путался с ними в джунглях московских 12-этажек, по пустым квартирам, чьи рассохшиеся постели пахли древностью и лавандой, я чувствовал их губы своими губами, и этот вкус я не забуду, это точно, до конца своих дней.

А тогда, когда последнее дыхание уйдет из моего бренного тела, помните, милые, это будет не дыхание, а поцелуй всем вам.

Я вас любил.

“Однажды в Ригу в свадебное путешествие приехала Лена Шабалдина с мужем. Мы поехали гулять в Юрмалу, зашли в магазин. И кого же мы видим? Виталика Тишкина! Хорошо, что тогда не было границ и визового режима.

“Однажды в Болгарии, гуляя со старым другом по городу Варне, мы решили пойти на чемпионат мира по художественной гимнастике.

Предвкушая торжество советского спорта, захожу в спорткомплекс и – о чудо! - навстречу идет загорелая и красивая Ксюша Полонская.

Милютена – Резвушкиной:

- Смотри, какой красивый “мерседес”!

И тут выходит из подъезда Каверзнев собственной персоной, и садится в этот “мерседес”.

- Я поднимусь к себе, а ты подтягивайся, кв. 21! – говорит Свете Милютена.

“Самая болезненная тема последних десятилетий – война в Чечне.

Нашли квартиру к ночи. Им открыли, пустили, накормили. Народ спал вповалку, что-то писал, кто-то диктовал отчет в редакцию. Хозяин квартиры, узнав, что последние гости – из Москвы, стал рассказывать, что и он тоже когда-то учился в Москве на факультете журналистики.

- А с кем вы учились? – спросил москвич.

- С Оксаной Полонской, Ритой Поповой.

- Не может быть! Она шеф моего отдела!

- О!

И тут застолье началось по новой.

Это был Муса Мурадов”.

“Однажды, будучи в Питере, в воспитательном доме, изрядно измучив директора своими вопросами, раскланиваюсь. Тут возникает некто, который требует от директора того же, но чтобы и с фотографиями. Он узнает меня первым. Оказался Сергей Кузнецов. Щадя директора, которая, казалось, сейчас рухнет от усталости, договариваемся о совместных усилиях при подготовке материала. Директор вздохнула спокойно.

Женские тайны дочери Горбачева

Меня любит Julia Roberts"

Наталья Орейро в бикини и без...