To translate the text to the English, German or French languages, press the button located in the bottom part

Чему научили международника?
(продолжение)

Статья, по своему критическому накалу лет эдак на восемь опередившая время, нашла поддержку со стороны многих реалистов. Но она же разбиралась, вестимо, и на специально организованном студенческом судилище, и за непробиваемыми парткомовскими дверями. Наиболее рьяные журфакопатриоты и специально выращенные для этих целей "представители студенческой молодежи" требовали крови, видя в статье не предвестник свободы печати, а покушение на авторитет факультета и святая святых - реноме его международного отделения.

Как же так? - предавались театролизованному негодованию опытные завсегдатаи партийных разносов: посягнуть на кузницу будущих спецкоров и политобозревателей? На эту прошедшую специальный отбор гвардию факультета? Впрочем, жизнь показала, что от гвардии, например, ее заметно отличало вот что: французские гвардейцы были брошены в Бородинское пекло лишь в самый последний момент, в то время как наши международники попали в те же места первыми с курса - уже через неделю после выдачи студбилетов. На картошку.

Но, как говаривают диалектики, нет худа без добра. По общему признанию моих однокурсников, именно длительный сбор корнеплодов на историческом поле брани сплотил четыре "международные" группы (радио, ТВ, ТАСС и АПН) в настоящий костяк курса, не раз подтвердивший это звание и после прибытия "из полей".

Наше международное отделение приема 1977 года было одним из первых - вообще оно зародилось в 1975-ом. Идея его организаторов была понятна и по тем временам безошибочна: отладить выпуск страноведов с университетским дипломом, укрепить лингвистическую подготовку на факультете и, возможно, установить новые связи с заграницей. Надо признать, что нынешний странный виток глобализации обошелся с этой затеей неблагосклонно: ведь уже с десяток лет отпала двуединая задача обличения благостно гниющей западной формации и трансляции на наши просторы ГДР-овского, монгольского, чешского опыта. Да и интерес к зарубежной информации поостыл, что и понятно: заграница теперь - вот она, с каждой продуктовой и книжной полки скалится, с экранов даже российских каналов - так и прет! И весь опыт - вот же он, в Интернете!

Впрочем, это наблюдение не из разряда оригинальных. Значительно важнее и примечательнее то обстоятельство, что большинство моих друзей по отделению, давно позабыв о своей международной специализации, с успехом трудятся на ниве журналистики и в смежных, вполне капиталистических областях. И тут, как ни странно, и кроется главный успех тех, кто на факультете журналистики обучал потенциальныхнаследников славы Эдуарда Мнацаканова и Виктора Бекетова.

Н. Ажгихина, бесспорно, права: в студенческой аудитории научить юношу быть журналистом крайне сложно. Но теперь, по прошествии почти двадцати лет, очевидно: в этих исторических стенах мы получили другой урок - скорее методологического плана. Мы научились, простите за непроизвольную и ныне непопулярную цитату, учиться - и еще общаться, строить отношения. И потому перестройка, в одночасье обесценившая идеологические постулаты, с легкостью превратила ясноглазых правофланговых партийной публицистики в респектабельных шефов газет и шикарных корреспондентов Би-Би-Си, вечно занятых руководителей теленовостей и вальяжных заправил детских журналов, популярных спортивных комментаторов и безвестных работников Администрации Президента.

И что примечательно: судя по периодически производимому обмену визитками, самой популярной должностью среди нашего брата - экс-международника стал пост главного редактора, на худой конец - генерального директора. Так что готовили нас, видимо, в правильном направлении - пусть это порой и не бросалось в глаза и входило в конфликт с извечной любовью "гвардейцев" к пиву "Жигулевское" (37 копеек со стоимостью посуды или 20 копеек за 200 граммов).

И еще: наш курс навсегда останется курсом Влада Листьева. За свою недолгую, к сожалению, жизнь он наглядно доказал, что на международном отделении журфака его научили. Уверен: он не стал бы Листьевым, попади он вместо МГУ, например, в то же напыщенно-разрегламентированное МГИМО.

Постараюсь избежать дежурных дифирамбов в адрес наших педагогов. Но с относительно заметной уже высоты прошедших лет не мгу не признать: лекции и занятия многих из них становились не запрограммирванным инструктажм "по предмету", а в лучшем смысле уроком жизни. Каюсь, ну не очень я большой ценитель древней литературы. Но лекции Елизаветы Петровны Кучборской, конечно, отлично помню. И пишу об этом не потому, что так пишут все: просто поразительная увлеченность, погруженность в материал, полная самоотдача, с которой она разыгрывала свои чудо-представления про гераклов и медей - разве это не лучшая школа истинного профессионализма? И разве это не отважно и по-своему гениально - выставить за дверь некую получаортсменку-получстудентку, нагло явившуюся на экзамен без тени подготовки, - с одновременным выбрасыванием зачетки из окна и почти гомеровским: "Идите отсюда, вы глупы"?

Одним из удивительных людей журфака, вызывающих у меня восхищение, остается Галина Федоровна Вороненкова. В конце семидесятых, когда уже ясно обозначился почти идеологический тупик в нерушимой дружбе между СССР и ГДР, она пробила наши преддипломные стажировки в одном из самых консервативных в ГДР Лейпцигском университете. Что дала настоящая жизнь среди почти настоящих иностранцев ребятам , уже до некторой степени говорящим по-немецки, уточнять не стану. Скажу только что созданный трудами Галины Федоровны Свободный Российско-Германский институт публицистики - это еще один отважный шаг авторитетного и на деле любящего студентов педагога, дающий шанс нашим нынешним коллегам. Благо, что международником по сути на журфаке теперь может стать любой - было юы желание.

Другой незабываемый германист, чуть было не прививший мне любовь к литературе, - Станислав Вацславович Рожновский. Всегда приятно и поучительно было с новой силой убеждаться в том, как этот сильный красивый человек с седыми усами кота Мура, солдат Великой Отечественной, любит и этот германский народ, и его строгую и местами слезливо-псевдоироничную литературу. Помню, с каким наслаждением в оригинале я декламировал Станиславу Вацславовичу на экзамене "Перчатку" Шиллера - выученную, кстати, исключительно из-за того, что после его вдохновенных слов о великом немце этого нельзя было не сделать.

Именно благодаря вам, Станислав Вацславович, я как-то вдруг понял, что ранний Гейне - это по форме и содержанию тот же любимый мною "Битлз"! А после этого признания возникла и была в течение нескольких лет реализована идея вечеров германоязычной самодеятельности журфака, а потом и всего МГУ. И пели мы там не что-нибудь, а русский фольклор, КСП, Высоцкого и Окуджаву - в собственных переводах.

А поощряла и курировала это аполитичное безобразие наша обожаемая преподавательница немецкого с именем Хеннелоре и фамилией Пономарева. Великий без преувеличения педагог, "разговоривший" самых бесперспективных студиозусов, она запомнилась опять же своим потрясающим профессионализмом: за почти пять лет нашего учения фрау Ханнелоре ни разу не опоздала на занятия - и всего раз их по болезни пропустила.

Особое место в моей не то что журналистской - в человеческой судьбе занимает Людмила Сергеевна Кустова. И дело тут не в занятиях по американской журналистике, которую вела эта очаровательная и всегда, кажется улыбающаяся женщина. Так случилось, что не пришел я однажды на фажнейшее комсомольское мероприятие - лыжный пробег "Москва - Гавана". Суть сего действа, порожденного мозговой атакой членов горкома ВЛКСМ, состояла в том, что если определенное количество массовки из МГУ пробежит на лыжах по пять километров, получится как раз расстояние до столицы Острова Свободы, где вскорости стартовал Фестиваль молодежи и студентов. Наше радостное комсомольское начальство поочередно вызывало лыжных отказников на ковер и самозабвенно вершило страшный суд. Для меня в силу некоторой взаимной неприязни с главной комсомольской богиней факультета бойкот трансатлантического маразма открывал самые нехорошие перспективы - вплоть до исключения из комсомола с последующим, естественно, расставанием с журфаком. Но когда на зловещем чердачке, где теперь уютно расположилось российско-израильское учебное заведение, меня уже готовились было бюрократическими средствами казнить, провидение послало на сей суд Людмилу Сергеевну. Она защищала меня отчаянно и самозабвенно, почему-то называя человеком дисциплинированным и творческим, и порыву ее добра нельзя было не поддаться. В результате меня (со строгим выговором, как водится) все же сняли с креста, уже сооружавшегося из сломанных по дороге в Гавану лыж. Но до сих пор, дорогая Людмила Сергеевна, мне все никак не удается оправдать те авансы, которые вы щедро раздавали мне 22 года назад. Надеюсь, еще не вечер...

А курировала нашу "международную гвардию" Евгения Антоновна Привалова. Огромной души человек, которого наверняка добрым словом помнять все мои одноеурсники. И надеюсь, что не только они.

Незабываема для нас, выпускников-1982, и Татьяна Петровна Константинова. Горячо влюбленная в свой предмет - французскую журналистику, Татьяна Петровна подарила многим из нас много большее - радость знакомства с родными местами. Именно по ее инициативе автобусы с журфаковцами посетили Питер и Киев, Переяславль Залесский и Новгород.

Не будет, видимо, преувеличением утверждать, что большинство воспоминаний благостной журфаковской поры связаны у нас, международников, с преподавателями кафедры истории зарубежной журналистики и литературы. А главный человек на ней и на факультете вообще - вот уже сколько лет! - конечно, Ясен Николаевич.

Порой возникает впечатление, что о профессионализме и выдающихся качествах организатора этого человека уже сказано все. Так оно, видимо, и есть: на недавнем юбилее такую возможность имели десятки - да что там, сотни его учеников со всех концов света и из всех ниш политического и журналистского истеблишмента. Но мы всегда тешили себя надеждой на то, что к нам, международникам, отношение у декана особое - почти как к коллегам. И Ясен Николаевич эту святую веру, помогавшую иным в учебе, всегда с изяществом подпитывал. Наш уже тогда заслуженный декан относился к нам, еще не главным редакторам, внимательно и иногда даже трепетно. Последнее становилось очевидно, когда у кого-то из международников случалось какое-нибудь "недоразумение", за которое на другом факультете высшая мера в форме исключения была бы неминуема. А о внимании Ясена Николаевича к подопечным свидетельствует тот факт, что и сегодня он помнит (а при случае и охотно припоминает!) массу мельчайших деталей, относящихся как к периоду нашего пребывания в альма-матер, так и послеуниверситетской деятельности.

Приятно видеть, что многие наши педагоги в строю, на Моховой. Еще радостнее сознавать, что моя уважаемая однокурсница Н. Ажгихина - при всей присущей ей доперестроечной смелости - была права все же не во всем. Иначе откуда из недр нашего циничного и склонного к потреблению пива международного отделения вышло непропорционально большое количество разного калибра журналистских грандов, причем, по большей части творчески активных? Сейчас ведь одной анкетой да партийностью никого не проймешь... И почему с таким неподдельным энтузиазмом журналистские почти что генералы, бывшие однокурсники, собираясь вместе, неизменно запевают наш гимн - переделку песни А. Дольского под названием "От похмелья до похмелья", придуманную на Бородинском поле Димой Артеменко?

Нас сплотил не только Влад Листьев, на годовщину гибели которого, в первый день весны, каждый год собирается большая часть международников - да и вообще однокашников выпуска 1982 года. Просто мы понимаем: нам есть что вспомнить и за что благодарить наш факультет, который где-то в заповедных глубинах нашего подсознания как манифест оптимизма и стремления к успеху прописал каждому из нас странноватый наказ, девиз, четверть века назад красовавшийся в бородинском "картофельном" штабе: "Не до ордена - была бы Родина с ежедневными Бородино".

Подтверждаемое каждый раз чувство неослабевающей общности не дает обмануться; почти под каждым "модным галстуком" бывшего международника-журфаковца бьется юное и неутомимое сердце университета, которому посчастливилось окончить наш необычный и до боли родной факультет.

Ставропольские женщины
проголосуй за самую красивую

Телефоны агропредприятий Ставрополья

Книгу можно купить, телефон (8652) 94-14-56