Ирина Петровская, известный телевизионный
критик, не любит долго сидеть на одном месте.
Газеты, в которых появлялись ее жесткие,
принципиальные разборы, менялись без сожаления и
обид – "Независимая газета",
"Известия", "Общая газета". Еще она не
любит быть начальником, год пробыла главным
редактором еще не глянцевых "Семи дней" и
поняла, что не может отвечать за судьбы других
людей.
Свое появление на телевидении в качестве ведущей
"Пресс-клуба" она объясняет так: "Я еще не
выработала культуру отказа".
С Ириной Петровской беседует наш корреспондент
Елена Владимирова.
– Ирина, мне кажется, когда известный телекритик,
обозреватель одной из крупнейших газет
становится еще и ведущим телепрограммы, то
нарушаются какие-то этические принципы. Ведь
совершенно очевидно, что он уже не может
объективно судить о работе той телекомпании, в
которой работает сам. Думаю, вам трудно в своем
обзоре покритиковать какую-то неудачную
программу Авторского телевидения?
– Конечно, это огромная этическая проблема.
Человек, пишущий о телевидении и к тому же
работающий на телевидении, страшно
подставляется. Любой телевизионщик, ставший
жертвой телекритика, может ему сказать: "А
сам-то ты! Посмотри на себя!" И если у тебя не
очень хорошо получается, то крыть нечем.
Что касается конкретно этой телекомпании... Я
вспоминаю, как однажды Сергей Доренко говорил о
степенях своей свободы в зависимости от того,
какому хозяину он служит. Говоря о Березовском,
он сказал: "Вот есть сектор 360 градусов, и есть
один маленький секторочек в 10 градусов, который я
обхожу". О себе могу сказать, что я даже этот
маленький сектор не обхожу – продолжаю писать об
Авторском телевидении.
В данном случае мне повезло – это действительно
хорошая компания. Кстати, о хорошем труднее
писать, чем о плохом. Например, на Авторском
телевидении появился замечательный проект
"Уроки русского", он идет днем по ТВЦ. Наши
великие актеры читают произведения классики. Я
испытывала огромное душевное смятение, потому
что понимала, что это достойно быть отмеченным, и
в то же время испытывала неловкость, ибо это
работа Авторского телевидения. Все-таки в одном
из своих обзоров я о нем написала. Но, конечно, и у
меня есть небольшой секторок, на который я
обращаю менее пристальное, чем прежде, внимание.
– Почему же вы обрекли себя на такие душевные
"мучения" и согласились стать ведущей
"Пресс-клуба"?
– Дело происходило следующим образом. Я
собиралась ложиться на операцию, и в это время
мне позвонила Кира Прошутинская и сказала: "У
нас появилась такая идея, чтобы ты стала ведущей
"Пресс-клуба". Я в тот момент, естественно,
думала только о том, как будет проходить
операция, и не сказала ни да, ни нет, и тем самым
дала основание для надежды. Когда же я вышла из
больницы, то выяснилось, что "Пресс-клуб" уже
стоит в эфире, и вопрос о том, что его буду вести
именно я, уже решен. Таким образом я была
поставлена перед фактом. И, в общем, не жалею об
этом.
Вообще мне нравится пробовать какие-то новые
вещи. Я по гороскопу Рыба, поэтому обычно плыву по
течению, но если находится кто-то, кто мне это
течение меняет, то я не без интереса плыву в
новом. Мне кажется, что Кира Прошутинская,
предложив мне стать ведущей "Пресс-клуба",
совершила героический поступок, потому что она
себя обрекла на сравнение. Мне-то было легче – я
новичок. Но весь первый сезон, естественно, все
сравнивали, кто из нас лучше, хотя это совершенно
неправомерно, потому что мы с ней относимся к
совершенно разному типу людей. Когда я ушла из
"Независимой газеты", то все равно
продолжала ревниво следить – хуже или лучше
делается там полоса "Телевидение". И когда
видела, что получается хуже, была удовлетворена.
На самом деле мало кто способен отдать свой
проект да еще потом активно помогать,
эмоционально заряжать перед записью,
рецензировать, как делает это Прошутинская.
– Как вы определяете свою роль в
"Пресс-клубе"?
– Для себя ее определяю так: я – один из
газетчиков, который дирижирует другими
газетчиками и гостями, ни на что большее я
стараюсь не претендовать. Я вовсе не стремлюсь
высказать свою позицию, свое отношение к
проблеме. В крайнем случае, могу выразить ее,
может быть, в интонации, улыбке или, наоборот, в
гримасе отвращения. За это меня, правда, ругают,
потому что я не имею на это права. Я человек,
который дирижирует другими, и все.
Мы с руководством АТВ договорились, что как
только я почувствую, что мне это неинтересно, что
меня это угнетает, то найдут другого человека,
который примет на себя некое дежурство и станет
посредником между газетчиками и телевидением.
Собственно, у телекритика в газете такая же роль.
Он тоже посредник, хотя и крайне неприятный
телевизионщикам.
– В одном из интервью Кира Прошутинская
говорила, что она отказывается от ведения
"Пресс-клуба", потому что потеряла ориентиры
и не может понять, что во благо, а что во вред. У
вас с ориентирами все в порядке?
– Почему Прошутинская приняла такое решение, это
вопрос к ней. Возможно, у нее просто накопилась
усталость, захотелось что-то изменить. Я тоже
время от времени меняю газеты.
– Вам проще делать программы, темы которых вам
понятны и близки?
– У меня удачнее получаются как раз те программы,
когда я не в теме. Конечно, я готовлюсь заранее,
читаю огромное количество статей, но все равно,
чем меньше я знаю, тем лучше у меня получается. У
меня появляется совершенно искреннее желание
что-то узнать самой.
– Одно время "Пресс-клуб" шел в прямом эфире,
сейчас же он идет в записи. Работать стало легче?
– В каком-то смысле да. Когда идет прямой эфир,
часто возникает ощущение чего-то
недоговоренного. В записи тоже иногда есть такое
ощущение, но это естественно – нельзя же в одной
программе обсудить все и "закрыть" тему.
В прямом эфире, конечно, больше какого-то драйва,
и люди как-то быстрее заводятся. Кстати, очень
важно, когда в студии есть какая-то
харизматическая личность, человек, способный
завести собравшихся, спровоцировать их, вызвать
спор, дискуссию. Например, замечательный в этом
смысле персонаж Женя Альбац. Она никогда ни с чем
не согласна. О чем бы ни шла речь, берет микрофон и
говорит: "Я не согласна", после этого все и
начинается.
– Но в последнее время в "Пресс-клубе" не
появляются ни она, ни другие яркие, способные
завести публику журналисты. К примеру, давно не
было видно ни Александра Минкина, ни Андрея
Черкизова, выступления которых всегда вызывали
интерес.
– Но это уж как получается. Как раз на
предновогодней программе, посвященной русскому
языку, ярких, интересных людей было много –
пришли Галина Шергова и Вячеслав Пьецух,
Владимир Вишневский и Дмитрий Пригов, Дмитрий
Быков и Бари Алибасов, Виталий Коротич. Мы решили
подвести итоги века, посмотрев, в какой мере язык
отражает изменения социальные и культурные.
Попросили каждого назвать три слова, которые, по
его мнению, наиболее ярко отражают уходящий век.
Получилось очень забавно. Вообще цель нашей
программы вовсе не в том, чтобы вызвать скандал
или собрать людей, которые будут грызть друг
друга, хотя, может быть, зрителям за этим и
интересно следить.
– А как бы вы сформулировали задачу вашей
программы?
– Телевидение за последние десять лет, к
сожалению, исключило функцию социального
просвещения, а это вещь необходимая и полезная.
Реформы гайдаровские и ельцинские, по-моему,
проваливались не только потому, что делались
непопулярными методами, но и потому, что людям не
объясняли их суть и цель. А это необходимо
объяснять.
Сейчас все, что исходит от правительства, априори
вызывает отрицательную реакцию, хотя доверие к
Путину колоссальное. На государственном канале
такие просветительские программы, вроде нашей,
необходимы.
– Первые люди государства охотно приходят на
вашу программу?
– Вначале привлечь их было неимоверно трудно,
ибо они не приучены разговаривать с людьми, но
сейчас произошел заметный сдвиг.
– Как-то в своем интервью один из руководителей
РТР, Александр Акопов, сказал, что все программы
производителей обязательно контролируются.
Ощущаете ли вы такой контроль или цензуру?
– Контролировать производителей очень логично.
У канала существует своя редакционная политика,
впрочем, как и у любой газеты. Естественно,
программа должна вписываться в эту политику.
Иначе зритель не поймет, чего же мы добиваемся. Но
никакого давления цензуры мы не ощущаем, более
того, если бы оно существовало, меня бы здесь не
было.
В самом начале работы Олега Добродеева на канале
РТР мы говорили ему, какие темы собираемся
обсуждать в "Пресс-клубе". Он не возражал и
никаких пожеланий не высказывал. Я могу
припомнить только один случай, когда нам
посоветовали не брать тему – речь шла о Тэфи, а
программа должна была выйти накануне ее
вручения. То, что нам посоветовали не делать
этого, было абсолютно правильно. Действительно,
на одном из каналов говорить о работе других не
совсем этично.
Иногда, когда у нас в записи бывает перебор во
времени и приходится чье-то выступление
сокращать, этот человек начинает обвинять нас в
политической цензуре. Убедить его, что это просто
нормальный технологический процесс, нелегко.
– У вас не возникает ощущения, что ваша
программа, существующая более десяти лет,
устаревает?
– Я не могу смотреть на нее со стороны. Меня
радует ее рейтинг, хотя к рейтингам я отношусь
довольно скептически. Мы выходим в субботу в пять
часов вечера, когда людям есть чем заняться, а тем
не менее наш рейтинг доходил до 8%, что иногда
больше, чем у воскресного "Зеркала"
Сванидзе.
– Вы смотрите свои программы в эфире?
– Никогда! Как только я представляю, что сейчас
люди сидят у телевизоров и смотрят на меня, я не
могу заставить себя сесть перед экраном. Я
записываю их и потом смотрю ночью, в одиночестве,
чтобы не слышать реплик ни мужа, ни дочери.
– Что приносит вам большее удовлетворение –
работа в газете или на телевидении?
– Конечно, в газете. Я абсолютно газетный
человек. Может быть, кому-то это покажется
кокетством, но то, что мое лицо регулярно видят
миллионы, меня вовсе не приводит в восторг. Свои
уже вышедшие газетные тексты я могу перечитывать
по нескольку раз, а пересматривать свои
программы могу, только если нужно для дела.
Я по специальности телевизионный журналист.
Заканчивала телевизионное отделение на
факультете журналистики. Начинала работать на
телевидении, в Молодежной редакции. Работала,
правда, недолго, но поняла, что это коллективный
труд, а мне ближе – индивидуальный. В газете
большая степень внутренней свободы – все
зависит только от твоего ума и способностей. На
телевидении же многое зависит от того, как
оператор поставил свет, звукорежиссер – звук,
как смонтировал режиссер, да просто от того,
какое у тебя самочувствие, в каком ты пришел
настроении. Камера отражает все.