Author: Михаил Гаврюшин
Title: ИСПОВЕДЬ ДОЧЕРИ ВЕКА, ИЛИ РАБА
ЛЮБВИ (Размышления о книге Лидии
Шевяковой "Очень интересный роман")
No: 18(48)
Date: 28-11-2000
— Кто напомнит мне грехи
младенчества моего?
Исповедь Блаженного Августина
— Епископа Гиппонского
Найдется ли когда-нибудь
литературовед, способный постичь ситуацию в
современном литературном процессе?! Кто, кроме
Шендеровича, осмелится систематизировать этот
хаос?
Любая кучка невежд
провозглашает свои "единственно" возможные
литературные направления, манифесты, варясь в
собственном соку, лишь за собой оставляет право
на "гамбургский счет".
Лимонов штурмует Американское
посольство, Солженицын вручает премию Распутину,
Пелевина вообще никто не видел в лицо.
Одни объединяются, другие
разъединяются, третьи якобы уединяются, весьма
небескорыстно... Скандал сделался не просто
нормой — духом и буквой литературной жизни...
В интервью "Лит. России"
звезда книжных развалов Полина Дашкова заявила о
своем неприятии всех и всяческих союзов, скромно
умолчав о собственной попытке присоединиться к
одному из них... Попытка, как стало известно, не
удалась. Следствие ли это борьбы за чистоту
рядов, противление испорченности вкуса или
(элементарно, Ватсон!) сработало корпоративное
скорбное чувство по поводу чьего-либо тиражного
и коммерческого успеха?.. В любом случае
виноградная история Эзопа еще куда как
актуальна...
Редкие всплески критической
мысли растворяются в мутном потоке
ангажированности и пристрастия. Лишь
В.Бондаренко удается, перегнувшись через
бруствер родного окопа, заглянуть в лагерь
супостата и выудить оттуда крупицу-другую
общенародного достояния.
Суета сует и всяческая суета... И
что нам грешным остается: Задрав штаны бежать...
или спокойно и со вкусом наслаждаться творениями
классиков, следить за толстыми журналами и с
радостью обнаруживать знакомые и новые имена.
Между тем, уместно отметить, что
женская проза теперь достигла небывалых доселе
вершин эмансипации, недосягаемых во времена
Г.Бичер-Стоу, Э.Л. Войнич, Жорж Санд, а также
Маргарет Митчелл и Франсуазы Саган. Думаю, что ни
Петрушевская, ни Толстая, ни Кретова не чаяли от
прекрасной половины такого безумного рвения к
сочинительству романов всех мастей и
разновидностей. Леденящие кровь детективы,
слезоточивые любовные драмы, бесконечные
"многоопытные" исповеди, главная идея
которых сводится к мысли: мужчина — линолеум,
который достаточно один раз правильно уложить,
чтобы потом всю жизнь по нему беспрепятственно
передвигаться... А если, возникает закономерный
вопрос, качественно положить не удалось,
рвется-де, топорщится и т. д.?! Ответ неотвратим,
как гильотина: свернуть обратно в рулон и — на
помойку... И тем не менее...
Проза Лидии Шевяковой как для
меня грешного, так и для тысяч читателей журнала
"Москва" стала настоящим открытием. Ее
стилистическая манера, скорее новеллистская, чем
романная, просто находка для нищих, но все еще
толстых и не утративших своего читателя
журналов. "Очень интересный роман" состоит
из небольших новелл, образующих единое
повествование, но существующих вполне автономно
как отдельные рассказы, жанровые зарисовки,
репортажи, дневниковые заметки, путевые записки,
философские опусы и отдельные, что кажется
совсем невероятным для женского склада ума,
афоризмы. Ну такой, к примеру:
"Нельзя закрывать глаза на
мерзость, творящуюся вокруг, опрометчиво
надеясь, что именно тебя она никогда не коснется.
В дерьме брода нет".
Сама по себе мысль не так уж и
нова, но после обличительного пафоса, идущего,
вероятно, от Монтеня или Фучика, — совершенно
неожиданный перифраз известной поговорки, что в
совокупности создает новый и весьма современный
эстетический эффект. Или в духе Льва Толстого:
"Возможно, если бы мы умели с
беззлобным простодушным смирением встречать
все, что посылает нам вершитель наших судеб, то
жизнь многих людей не была бы отравлена
бесполезным ядом сожалений" — пусть несколько
высокопарно, зато как поэтично и убедительно.
Отрадно, что эти, уже почти крылатые, лаконизмы не
выглядят, за редким исключением, чрезмерными и
нарочитыми. В них сконцентрирована
квинтэссенция какого-либо отдельного сюжета, что
доставляет закономерное и органичное
удовольствие, как десерт после обеда. Но, чтобы
эффект от десерта не вызвал приторной тошноты,
автор с легкостью использует всевозможные
иронические и саркастические "ферулы"
самого непредсказуемого свойства:
"Мужчины — это разведчики
жизни, а женщины — ее хранительницы. Поэтому,
когда генетический материал у мужчины
становится качественным настолько, что его надо
закрепить в генофонде нации, у него рождаются
дочери, а если он еще не дозрел, то сыновья".
Какой хлесткий пас в самые чресла мужского
самолюбия!
Несколько выше, и отнюдь не
случайно, был помянут Л.Толстой. Всем, учившимся в
советской школе, известно его пророчество, что в
будущем достоянием словесности станет сама
жизнь во всей ее наготе и реалистичности, как
говорится, без прикрас. Благодарение Богу,
Л.Шевякова восприняла толстовский завет не
буквально, и потому уже с первых строк авторской
преамбулы чувствуется рука художника,
неутолимый позыв к живому образному слову:
"Мемуары обычно пишут люди
известные и значительные. В них эти баловни
судьбы рассеянно припоминают, как они водили
дружбу с подобными им счастливцами, вынесенными
колесом фортуны на гребень истории. Перед тобой
же, дорогой читатель, лежит книга, где
описывается жизнь людей мало кому известных, ни в
чем особенно не примечательных. Однако эти
обычные люди тоже родились, жили, страдали,
влюблялись и радовались… Так неужели они не
заслужили хотя бы малотиражного счастья?
Много лет не востребованные
славой, судьбы моих родных и знакомых просятся
пожить на бумаге, а их пойманные фотографом лица
с … немым укором смотрят на меня, прижатые
толстым стеклом к массивной дубовой
столешнице…"
Серьезная и смелая заявка, не
правда ли? Но прецеденты
документально-художественного повествования о
живых, не придуманных и в миру не знаменитых
людях, слава Богу, существуют. Таков бессмертный
"Похоронный марш" Александра Сегеня, но если
события "Похоронного марша" ограничены
периодом взросления главного героя и пределами
одного московского двора, то "Очень интересный
роман" — огромная сага с судьбами нескольких
поколений, с десятками, а может, сотней
персонажей, обнаруживаемых читателем то в
дореволюционном Питере, то в Кубанской станице,
то в Париже, то в Грузии… и, конечно, в Москве! Но
что важнее всего — это проза настоящей женщины,
русской женщины. Умной, отчаянной, ироничной,
веселой, страстной!.. Не закомплексованной
суфражистки, страдающей ненавистью к мужскому
роду, и не истукана, согбенного под бременем
бытовых проблем, не ханжи и прожженной сплетницы,
но женщины живой, изобретательной, озорной и
неукротимой, с неистощимым интересом,
всепобеждающим юмором и любовью наблюдающей
жизнь окружающего мира.
"…Мой дедушка Иван был из
батрацкой семьи. Грамоту он с грехом пополам
осилил в одиночку, и в самом дорогом ему слове
"пролетариат" делал три ошибки…"
Ничего не напоминает? Ну конечно!
"Сокровенный человек" А.Платонова. Та же
дерзкая и дружелюбная ироничность. И это о родном
деде! А почему бы и нет, "вышли мы все из
народа…", хоть в последнее время многие
предпочитают дворянское происхождение…
Шевяковой удивительно удается простая и
искренняя интонация, без снобизма, чванства,
напускного величия и фальшивой изысканности:
"Первого мужа бабушке
выбирали родители. Это был старый генерал, к
счастью для всех умерший сразу после свадьбы,
оставив ее богатой молодой вдовой и, судя по
туманным намекам, девственницей…"
Вот так, почти хрестоматийное:
"…когда же черт возьмет тебя?" И далее:
"Между прочим, к свадьбе не только платье,
шляпки и туфли, но даже батистовые носовые платки
были выписаны из Парижа и прибыли спустя всего
две недели после оформления заказа, а сегодня,
почти век спустя, рождественские открытки своим
иностранным приятелям я вынуждена отправлять в
канун праздника "великого октября".
Насколько точно соответствуют
нашему неизбалованному творческими,
дипломатическими и прочими делегациями
"совковому" сознанию первые впечатления
героини-автора от заграницы:
"…Итак, через месяц в составе
сборной косметологов и парикмахеров Советского
Союза я уехала в свою первую заграницу. Польша
поразила меня до глубины души. Во-первых, тем, что
она вообще есть, во-вторых, тем, что там все без
дураков говорят на иностранном языке. До этого я
втайне считала заграницу подлой уловкой режима,
которую коммунисты просто придумали, как Свифт —
страну лилипутов, а заграничную жизнь одним
большим блефом, где клуб кинопутешествий
снимается в павильонах "Мосфильма", а
загранкомандировочных из Шереметьево отвозят в
специальные отстойники, вкусно поят-кормят, а
затем отоваривают в закрытых магазинах и строго
наказав, что надо говорить после приезда,
отправляют по домам. Настоящие же страны, если
они и вправду есть, живут в каких-то параллельных
мирах и ничего общего с россказнями наших
журналистов не имеют..."
"…Американцы похожи на
племенных мулов, откормленных отборным зерном.
За их оптимизмом и независимостью, как ослиные
уши, ясно проглядывают девственное невежество
души и милый интеллектуальный инфантилизм".
"На мужа произвело
неизгладимое впечатление японское чаепитие,
когда теща хозяина на коленях вползла к нам с
подносом, поставила чашки и печенье на низкий
столик и, не поднимаясь с колен, медленно дала
задний ход. Ловко пятясь задом, она продолжала
улыбаться и класть мелкие поклоны. Дома муж часто
и с охотой делится этими воспоминаниями с моей
мамой".
Предвижу замечания скептиков —
не литература-де, журналистика! И т.д. Но ведь
автор вовсе не отрицает своей причастности ко
второй древнейшей, и кроме того — что, как не
образцы великолепной журналистики —
"Путешествие в Арзрум", "Фрегат
"Паллада", "Записки из мертвого дома",
"Остров Сахалин", "Москва и москвичи",
"Окаянные дни", "Чрево Парижа" и многое,
многое другое…
Да, перечисленные классики не
вымучивали своих записок под идеологическую
дудку ЧК КПСС, потому они и бессмертны.
"Печально бродила я по
Варшаве, только начиная понимать, что наша
изоляция — хуже, чем просто несвобода. Ведь у нас
уже никогда не будет общей истории с остальным
миром, по крайней мере в этом веке.
Разнообразие открывшегося мне
мира требовало немедленного ответа на вопросы: а
кто мы сами такие — русские? И какое место
занимаем в этой мировой круговерти? Дремотное
рассуждение из недавнего прошлого: хорошо, что не
туркмены, но жаль, что не прибалты, — после
перестроечной встряски уже не убаюкивало.
Особенно огорчало, что всего семьдесят лет назад
повсеместно встречались какие-то другие русские,
которые знали ответы на эти вопросы и остатки
которых, чудом уцелевшие за границей, смотрят
теперь на нас не как на своих соплеменников, а как
на папуасов с острова Бильбао…"
Но не будем преувеличивать нашу
невежественную обездоленность — в те годы мы
наслаждались не только "Битлами",
Хемингуэем и "Золотом Маккены". Был же, к
примеру, В.Овчинников и его великолепные
"Корни дуба" и "Ветка сакуры". А еще
вполне доступная великая мировая литература,
кино, музыка, самиздат, в конце концов. А вот когда
шлюзы полностью открылись, поперло такое… Ох, не
будем о грустном…
Я был бы не честен к будущему
читателю Лидии Шевяковой, если бы не оценил на
этих страницах ее блистательный юмор. Диалог с
грузинским автовладельцем, описание
Талды-Курганской гостиницы и новорусского
клозета, интервью у Георгия Буркова и откровения
любимой подруги Нади, роман с итальянским
женихом и прощание с французской тещей, поездка
старой узбечки за рубеж и еще многое, многое
другое — буквально валят с ног мощнейшими
залпами смеха, достигают Зощенковских,
Шукшинских высот, но это не самоцель, как у
бесчисленных одесских хохмачей, ибо в духовных
недрах этой прозы явно созрело и
выкристаллизовалось истинное понимание вещей.
Не могу умолчать о том, что
стилем, чистотой языка, избавлением от длиннот и
излишеств журнальный вариант явно превосходит
книжный. Это может значить лишь одно — редактор
журнала отнесся к рукописи с большим участием. А
главное — проза состоялась, автору вполне
удалось избавиться от колоссального бремени
великолепного жизненного опыта, что в общем-то
является неизбежным этапом в творчестве любого
серьезного автора.
Еще одна рецензия на книгу Лиды
Москва
"Очень интересный роман" Лидии Шевяковой -
повествование довольно поверхностной и
кокетливой дамы о перипетиях своего жизненного
пути, где она (журналистка) легко преодолевает
профессиональные барьеры и меняет мужчин, следуя
не столько прихотям сердца, сколько, кажется,
своей взбалмошности. Текст представляет
известный интерес как документ, фиксирующий
среднестатистический уровень ментальности
советского и постсоветского человека.
НА ОСВЕЖАЮЩЕЙ НОТЕ
Лидия Шевякова, «Божьи люди»,
рассказы («Наш современник», № 3, 2002 г.), «Все в
этом мире не напрасно», рассказы («Москва», № 4, 2002г.).
Сразу скажу о недостатках этих
рассказов, чтобы потом сосредоточиться на их
достоинствах. Едва начав читать, сразу
чувствуешь какое-то неудобство, еще не зная, как
его определить. Потом понимаешь: мешает хороший,
добротный, но – журналистский стиль. А
представлены – рассказы, то есть, по определению,
нечто не очерковое, а художественное.
Художественности в этих рассказах явно не
хватает. Это мешает.
Впрочем, откуда же и взять многих легко
узнаваемых персонажей, как не из жизни (автор
Лидия Шевякова – действительно,
профессиональная журналистка, закончившая
факультет журналистики МГУ). Этим-то персонажи и
интересны, их-то примеры и поучительны. Недаром
же эта подборка рассказов и называется «Божьи
люди».
Вот жуткий и комичный образ из
рассказа «Спасительница». Монах, которого совсем
уж было потеряли его спутники, взволнованно
рассказывает:
«...А на вокзале, скажу я вам, как в аду.
Люди кричат, толкаются. Кругом перебранка. У меня
уже и голова пошла кругом. Стою я посреди площади,
закрыл глаза и говорю: «Душечка моя! Царица
Небесная! Спаси! Погибаю, а я уж больше из
монастыря, клянусь, ни ногой!» Открываю глаза и
вижу: сидит передо мной жуткое существо. Волосы
огненные, когти огненные, на руках черные
перчатки без пальцев, в зубах мундштук с
папиросой, и торгует семечками. Я уж и забывать
стал, что женщины такими бывают...»
Заканчивается повествование его же
словами об этой женщине: «Такую вот
спасительницу матушка Богородица прислала».
Дочитав, улыбнешься: а верно ведь, нередко именно
так в жизни и бывает. Ибо, конечно, всё – и
радующее доброе, и пугающее худое – у Бога
устроено в сторону нашего спасения.
Забавен и другой рассказ – «Паломница»
– об одной старушке, которую иначе как «Божий
одуванчик» и назвать-то не сможешь. Такое
восьмидесятилетнее, напрочь глухое (и потому,
конечно, глупое, раз не слышит) существо, которому,
именно сглупа, все как бы само в руки идет. Вот уж
действительно, как сыр в масле прокатывается она
с паломнической группой по святым местам. Где для
кого-то трудности – для нее все само происходит,
а ей и невдомек, каких именно трудностей она
случайно... не заметила.
Забавно и весело. Вот только по
возвращении обратно, в будничный мир, когда
выясняется, в каком аду живет эта «старушонка»,
чувство смешной нелепости вдруг исчезает и
сменяется страхом: как же так? Неужели т а к еще
можно жить?! Оказывается – можно. С Божьей
помощью. Прочитайте, будет возможность, этот
рассказ.
Читаешь и, повторяю, видишь: все взято
из жизни, ведь она такова, что придумывать ничего
и не надо. Да вот, со мной самим был случай.
Встречаю в церкви давнюю знакомую, видимся с
которой редко, ну, раз в несколько лет. Она в
очереди за святой водой. Подхожу – и первый ее, с
доброй простодушной улыбкой, вопрос: «Что, Володя,
ты тоже в религию вдарился?» Это – в храме-то,
после службы! Так что вот...
Кому не знаком нынче такой тип «новых
христиан», а особенно христианок, которые пришли
в Церковь (смешно и, может быть, грешно, а может, не
так уж и грешно? В общем, смешно сказать) скорее не
от поисков правды и спасения, а благодаря
неуемной своей энергии, наскучившись прежними
увлечениями: от НЛО до Рерихов и буддизма. Ну и,
соответственно, опять же благодаря своей энергии,
«идущих дальше» как простых батюшек, так и
почитаемых в народе блаженных и стариц.
Героиня рассказа «Душный коммерс»
очень недовольна своим мужем: в церковь не ходит (хотя
и помогает материально), священных книг сам в
руки не берет, думает только о работе, о деньгах,
– а дела у него, не то коммерсанта, не то уже и
крупного собственника, идут весьма успешно. Сама
же она, героиня – существо, конечно, милое и
несказанно духовное. Жить такой, «половинчатой» (то
есть «полуцерковной»), жизнью она не может, и вот
собирается от живого мужа... в монастырь. Есть
трудности с благословением на такой шаг, но разве
они непреодолимы для энергичной женщины? Правда,
сам рассказ начинается почему-то именно с того,
что героиня его, сломав ногу, вот уже два месяца
ковыляет по дому на костылях. А собиралась-то – в
монастырь...
Меньше связана с православной
тематикой другая подборка рассказов Лидии
Шевяковой в журнале «Москва». Здесь как-то очень
понятен мне оказался рассказ «Одиночка» –
веселый и совсем уж не поучительный, от которого
вдруг почему-то защиплет в глазах... Главный герой
его – трехлетний малыш, мать которого не бросила
даже, а как-то так обронила, порхая по жизни, семью,
не заметив, какое горе оставила за собой. Но... как-то
неловко вроде и признаться, а все-таки радует,
очень радует, что рассказы Лидии Шевяковой
заканчиваются по-разному, но всегда – на какой-то
оптимистической, освежающей ноте. И вдруг,
несмотря на все личные и общенациональные тяготы,
начинаешь потихоньку видеть: не все худо в нашем
Отечестве. Жизнь-то, слава Богу, продолжается!
